У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

Амальград форум - арабская, персидская, ближневосточная культура

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Амальград форум - арабская, персидская, ближневосточная культура » Персидская и персо-таджикская литература » Стихи о Ближнем Востоке, Персии известных поэтов со всего мира


Стихи о Ближнем Востоке, Персии известных поэтов со всего мира

Сообщений 41 страница 60 из 122

41

VII

ГАЗЕЛЛА О ВОСПОМИНАНИИ

Останься хоть тенью милой,
но память любви помилуй -

черешневый трепет нежный
в январской ночи кромешной.

Со смертью во сне бредовом
живу под одним я кровом.

И слезы вьюнком медвяным
на гипсовом сердце вянут.

Глаза мои бродят сами,
глаза мои стали псами.

Всю ночь они бродят садом
меж ягод, налитых ядом.

Дохнет ли ветрами стужа -
тюльпаном качнется ужас,

а сумерки зимней рани
темнее больной герани.

И мертвые ждут рассвета
за дверью ночного бреда.

И дым пеленает белый
долину немого тела.

Под аркою нашей встречи
горят поминально свечи.

Развейся же тенью милой,
но память о ней помилуй.

VIII

ГАЗЕЛЛА О ТЕМНОЙ СМЕРТИ

Хочу уснуть я сном осенних яблок
и ускользнуть от сутолоки кладбищ.
Хочу уснуть я сном того ребенка,
что все мечтал забросить сердце в море.

Не говори, что кровь жива и в мертвых,
что просят пить истлевшие их губы.
Не повторяй, как больно быть травою,
какой змеиный рот у новолунья.

Пускай усну нежданно,
усну на миг, на время, на столетья,
но чтобы знали все, что я не умер,
что золотые ясли - эти губы,
что я товарищ западного ветра,
что я большая тень моей слезинки.

Вы на заре лицо мое закройте,
чтоб муравьи мне глаз не застилали.
Сырой водой смочите мне подошвы,
чтоб соскользнуло жало скорпиона.

Ибо хочу уснуть я - но сном осенних яблок -
и научиться плачу, который землю смоет.
Ибо хочу остаться я в том ребенке смутном,
который вырвать сердце хотел в открытом море.

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

42

IX

ГАЗЕЛЛА О ЧУДЕСНОЙ ЛЮБВИ

Огонь и гипс
безжалостной пустыни,
была ты в сердце влагой на жасмине.

Огонь и блеск
безжалостного неба,
была ты в сердце шелестами снега.

Пустырь и небо
руки мне сковали.

Пустыни неба
раны бичевали.

X

ГАЗЕЛЛА О БЕГСТВЕ

Я не раз затеривался в море,
с памятью, осыпанной цветами,
с горлом, полным нежности и боли.
Я не раз затеривался в море,
как в сердцах детей я затерялся.

Нет ночей, чтоб отзвук поцелуя
не будил безгубые улыбки.
Нет людей, чтоб возле колыбели
конских черепов не вспоминали.

Ведь одно отыскивают розы -
лобной кости лунные рельефы.
И одно умеют наши руки -
подражать корням захороненным.

Как в сердцах детей я затерялся,
я не раз затеривался в море.
Мореход слепой, ищу я смерти,
полной сокрушительного света.

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

43

XII

ГАЗЕЛЛА ОБ УТРЕННЕМ РЫНКЕ

   Я под аркой Эльвиры
   буду ждать на пути,
   чтоб узнать твое имя
   и, заплакав, уйти.

Что за луны льдом озерным
на лице твоем застыли?
Как в заснеженной пустыне
твой костер собрать по зернам?
Твой хрусталь колючим терном
кто задумал оплести?..

   Я под аркой Эльвиры
   буду ждать на пути,
   чтобы взгляд твой пригубить
   и, заплакав, уйти.

Ранит голос твой весенний
среди рыночного крика!
Сумасшедшая гвоздика,
затерявшаяся в сене!
Как близка ты в отдаленье,
а вблизи - не подойти...

   Я под аркой Эльвиры
   буду ждать на пути,
   чтобы бедер коснуться
   и, заплакав, уйти.

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

44

КАСЫДЫ

I

КАСЫДА О РАНЕННОМ ВОДОЮ

Хочу спуститься в глубь колодца,
хочу подняться лестницей крутою,
чтобы увидеть сердце,
ужаленное темною водою.

Теряя силы, бредил мальчик
в венке из инея и крови.
Ключи, колодцы и фонтаны
клинки скрестили в изголовье.
О вспышки страсти, всплески лезвий,
о белой смерти пение ночное!
О желтый прах сыпучего рассвета
среди пустыни зноя!
Один на свете, бредил мальчик
с уснувшим городом в гортани.
Прожорливую тину заклинало
приснившихся фонтанов бормотанье.
Агония дугою выгибалась
и, выпрямляясь, холодела.
Сплелись двумя зелеными дождями
агония и тело.

Хочу спуститься в глубь колодца,
и черпать смерти снадобье густое,
и впитывать ее замшелым сердцем,
чтобы найти пронзенного водою..

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

45

II

КАСЫДА О ПЛАЧЕ

Я захлопнул окно,
чтоб укрыться от плача,
но не слышно за серой стеной
ничего, кроме плача.

Не расслышать ангелов рая,
мало сил у собачьего лая,
звуки тысячи скрипок
на моей уместятся ладони.

Только плач - как единственный ангел,
только плач - как единая свора,
плач - как первая скрипка на свете,
захлебнулся слезами ветер
и вокруг - ничего, кроме плача.

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

46

III

КАСЫДА О ВЕТВЯХ

В Тамарите - сады и своры,
и собаки свинцовой масти
ждут, когда опустеют ветви,
ждут, когда их сорвет ненастье.

Есть там яблоня в Тамарите,
грозди слез ее ветви клонят.
Соловей там гасит рыданья,
а фазан их пепел хоронит.

Не печалятся только ветви -
одного они с нами склада:
в дождь не верят и спят так сладко,
словно каждая стала садом.

На коленях качая воду,
ждали осени две долины.
Шло ненастье слоновьим шагом,
частокол топча тополиный.

В Тамарите печальны дети,
и всю ночь они до восхода
ждут, когда облетят мои ветви,
ждут, когда их сорвет непогода.

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

47

IV

КАСЫДА О ПРОСТЕРТОЙ ЖЕНЩИНЕ

Видеть тебя нагой - это вспомнить землю.
Ровную землю, где ни следа подковы.
Землю без зелени, голую суть земную,
замкнутую для времени: грань алмаза.

Видеть тебя нагою - постигнуть жажду
ливня, который плачет о хрупкой плоти,
и ощутить, как море дрожит и молит,
чтобы звезда скатилась в его морщины.

Кровь запоет по спальням, и станет эхом,
и тишину расколет клинком зарницы -
но не тебе дознаться, в каких потемках
спрячется сердце жабы и сон фиалки.

Бедра твои - как корни в борьбе упругой,
губы твои - как зори без горизонтов.
Скрытые в теплых розах твоей постели,
мертвые рты кричат, дожидаясь часа.

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

48

V

КАСЫДА О БЕЗДОМНОМ СНЕ

Жасмин и бык заколотый. Светает.
Булыжник. Арфа. Карта. Полудрема.
Быком жасмина девушка рядится,
а бык - исчадьем сумрака и рева.

Будь это небо маленьким ребенком,
полночи бы жасмином расцветало
и бык нашел бы синюю арену
с неуязвимым сердцем у портала.

Но это небо - стойбище слоновье,
жасмин - вода, но тронутая кровью,
а девушка - ночной букет забытый,
у подворотни брошенный на плиты.

Жасмин и бык. И люди между ними
в пустотах сна подобны сталактитам.
Слоны и облака сквозят в жасмине,
и девичий скелет - в быке убитом.

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

49

VI

КАСЫДА О НЕДОСЯГАЕМОЙ РУКЕ

Я прошу всего только руку,
если можно, раненую руку.
Я прошу всего только руку,
пусть не знать ни сна мне, ни могилы.

Только б алебастровый тот ирис,
горлицу, прикованную к сердцу,
ту сиделку, что луну слепую
в ночь мою последнюю не впустит.

Я прошу одну эту руку,
что меня обмоет и обрядит.
Я прошу одну эту руку,
белое крыло моей смерти.

Все иное в мире - проходит.
Млечный след и отсвет безымянный.
Все - иное; только ветер плачет
о последней стае листопада.

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

50

VII

КАСЫДА О РОЗЕ

Роза,
уже становясь неземною,
искала не утренний проблеск -
искала иное.

Не жаждала света,
ни тьмы не просила, ни зноя -
рубеж полусна-полуяви,
искала иное.

Роза,
застыв под луною,
на небе искала не розу -
искала иное.

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

51

VIII

КАСЫДА О ЗОЛОТОЙ ДЕВУШКЕ

В воде она застыла -
и тело золотое
затон позолотило.

Лягушками и тиной
пугало дно речное.
Пел воздух соловьиный
и бредил белизною.
Ночь таяла в тумане,
серебряном и светлом,
за голыми холмами
под сумеречным ветром.

А девушка вздыхала,
над заводью белея,
и заводь полыхала.

Заря горела ясно,
гоня стада коровьи,
и, мертвая, угасла
с венками в изголовье.
И соловьи рыдали
с горящими крылами,
а девушка в печали
расплескивала пламя.

И тело золотое
застыло цаплей белой
над золотой водою.

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

52

IX

КАСЫДА О СМУТНЫХ ГОРЛИЦАХ

Две горлицы в листьях лавра
печалились надо мною.
Одна из них была солнцем,
другая была луною.
Спросил я луну: "Сестрица,
где тело мое зарыли?" -
"Над сердцем моим", - сказала,
а солнце раскрыло крылья.
И я вдалеке увидел,
по пояс в земле шагая,-
две снежных орлицы взмыли,
и девушка шла нагая.
Спросил я у них: "Сестрицы,
где тело мое зарыли?" -
"Над сердцем", - луна сказала,
а солнце сложило крылья.
И я двух нагих голубок
увидел в тени орлиной -
и были одна другою,
и не было ни единой.

Федерико Гарсиа Лорка

© Перевод А. Гелескула

53

Из "ПЕСЕН МИРЗЫ-ШАФИ"

Манифест собственноручно
Написал персидский шах,
А народ его дивился
И шумел на площадях.
Мудрость царскую, ликуя,
До небес превознесли:
"Слава, слава падишаху
За пределами земли!"

Но Мирза-Шафи в сторонке
Головой седой поник.
- Неужели я как должно
Понимаю этот крик?
Глубоко же уваженье
К властелину здешних мест,
Если смотрят с изумленьем
На разумный манифест!..

Фридрих Боденштедт, (1819-1892)

© Перевод П.Якубович

54

ГРУСТЬ ПАШИ

"Что с тению Аллаха? - твердил дервиш убогий, -
Он мало так дает, а у него так много!
Он мрачен, скуп и нем, и горек смех его;
Иль меч его отца нежданно притупился?
Иль видит он мятеж, что вдруг волной разлился
Средь войска своего?"

"Что сталося с Пашой, визирем сильным края? -
Роптали бомбардиры, фитиль свой зажигая, -
Или строгий имам ум светлый омрачил?
Иль рамазана пост нарушил он случайно,
Иль в мраке по ночам ему являлся тайно
У входа в ад крылатый Азраил?"

"Что с ним? - придворные гарема говорили, -
Иль волны с грузом аромат корабль разбили
О камни острые теченьем бурных вод?
В Стамбуле зависть вызвали его завоеванья?
Иль египтянка старая в таинственном гаданье
Немого предрекла приход?"

Султанши молвили: "Что с дорогим султаном?
Иль с сыном подстерег под вековым платаном
Он фаворитку смуглую с устами, как коралл?
Не в ванну ль грубые эссенции налили?
В мешке ли что феллах рассыпал среди пыли?
Он головы врага одной не досчитал?"

"Чем господин томим?" - рабы так рассуждали.
Но ошибались все. В бездействии протекали
Его часы и праздно время шло,
И, сгорбясь, как старик, ослабленный годами,
Три ночи и три дня он закрывал руками
Свое поникшее, угрюмое чело,

Не потому, что вспыхнуло недавно возмущенье,
Тесня его гарем, как вражье укрепленье,
До ложа проникая пламенным огнем,
Не потому, что меч отцовский притупился,
Явился Азраил иль страшный сон приснился,
Увидел ряд немых он с роковым шнурком.

Увы! Аллаха Тень поста не прервал голод,
Султаншу стерегут, а сын еще так молод,
Корабль не погибал у дальних берегов,
Татарин до конца исполнил порученье,
И в сладостном сераля утешенье
Довольно ароматов и голов.

Не города, которые превращены в руины,
Не кости, что пестрят зеленые долины,
Не Греция в огне, где властвует Омар;
Не вдов и не сирот моленья и стенанья,
Не слезы матерей, не их детей страданья,
Не девы, уведенные толпами на базар.

Нет, нет, не эти ужасы и мрачные виденья,
Средь темноты восстав в кровавом освещенье,
Из его сердца вызвали раскаяния вздох.
Но что ж с Пашой? Его час битвы ожидает,
А он как женщина и плачет и скучает?
Его нубийский тигр издох.

Виктор Гюго

© Перевод Л.Кологривова

55

Али-бей, поборник веры,
Дремлет в сладостных объятьях.
Он по милости Аллаха
На земле уж рай вкушает.

Одалиски краше гурий
И стройнее, чем газели, –
Эта бороду щекочет,
А другая гладит темя.

Третья пляшет пред владыкой
И поет под звуки лютни,
И, смеясь, целует сердце,
Исходящее блаженством.

Но внезапно раздаются
Звон мечей и трубный грохот,
Крики, выстрелы из ружей, –
Господин, подходят франки!

И герой в седло садится,
В бой спешит – сквозь сон как будто;
Всё-то, кажется, он дремлет,
Дремлет в сладостных объятьях.

Под ударами героев
Франки дюжинами гибнут –
На устах его улыбка
Кроткой неги и блаженства.

Али-Бей

© Перевод Вильгельм Зоренфрей

56

БАХЧИСАРАЙ

    Велик, но запустел Гиреев дом могучих!
    Еще следы пашей хранят софы и пол,
    Но скачет саранча и змей ползет, где цвел
    Престол могущества, приют лобзаний жгучих.

    Сквозь окна тянутся побеги трав колючих
    По сводам стен глухих. Природы произвол
    Победу празднует, и видится глагол
    "Развалины и прах" на прежде грозных кручах.

    Средь зала мраморный белеет водомет:
    Фонтан гарема цел; один среди пустыни
    Росой жемчужных слез он плещет и поет:

    "О, где же вы, любовь, могущество, гордыня?
    Вы мнили пережить журчанье этих вод...
    О стыд! Вы все прошли, а я струюсь доныне!"

Адам Мицкевич (1798-1855)

© Перевод С.Соловьева

57

БАХЧИСАРАЙ НОЧЬЮ

Народ расходится; джамиды опустели;
Изана замер звук в вечерней тишине,
Заря стыдливая – в рубиновом огне,
Сребристой ночи царь спешит к ее постели.

Зажжен гарем небес: повсюду заблестели
Лампады вечных звезд; в сапфирной вышине,
Как лебедь дремлющий, белея на волне,
Повисло облако, его края зардели.

А там, где минарет и черный кипарис
Отбрасывают тень, граниты-исполины,
Как дьяволы в дворце Эвлиса, собрались

По кровом сумрака. Порою с их вершины
Зарница рдяная несется, как Фарис,
И гаснет в голубом молчании долины.

Адам Мицкевич (1798-1855)

© Перевод С.Соловьева

58

МОГИЛЫ ГАРЕМА

Мирза страннику

Здесь на лозе любви незрелый и зеленый
К столу Аллахову был срезан виноград,
И невод вечности со дна морских услад
Пленил жемчужины в глухое смерти лоно.

Закон забвения здесь правит непреклонно;
Тюрбан холодных плит оберегает сад,
Как войско призраков... едва заметен ряд
Имен, иссеченных рукой иноплеменной.

О розы райские! Дни ваши отцвели
Под листьями стыда у чистого потока,
И взоры чуждые вас видеть не могли.

Теперь на гроб глядит пришлец земли далекой...
Позволил это я. Пророк, прости, внемли!
Но прослезился он, вздохнув с тоской глубокой.

Адам Мицкевич (1798-1855)

© Перевод С.Соловьева

*   *   *

МОГИЛЫ ГАРЕМА

Здесь с гибких лоз любви незрелый виноград
К аллахову столу был срезан волей рока,
Из моря счастия и неги и услад
Похитил мрачный гроб жемчужины Востока.

Забвеньем вкруг могил цветущий дышит сад.
Тюрбан над плитами маячит издалека,
Как призраков бунчук, и временем жестоко
Истерты имена. Едва найдет их взгляд.

О розы райские! Вы отцвели не в срок
Над током чистоты, листвой стыда обвиты,
И взгляд неверного проникнуть к ним не мог.

Теперь один из них пришел в приют забытый.
Ему позволил я - прости меня, пророк!
Ведь со слезами он глядит на эти плиты.

Адам Мицкевич (1798-1855)

© Перевод Ф.Вермеля

59

САВАН МУХАММЕДА БЕН-АМЕР-АЛЬ-МАНСУРА

Плачь, Йемен доблестный, средь пальмовых стволов!
Шамах, кляни судьбу в густой тени кедровой!
Под взором вечных звезд, заткавших свод шатровый,
В пылающий песок зарыв свой лик суровый,
Рычи в слезах, Магреб, отец косматых львов!

Услада царственной Кардобы, Роза браней,
Твоими, Азраил, крылами сметена!
Неустрашимые не вступят в стремена,
И стая воронов, по крови голодна,
Кружит над трупами, остывшими в тумане.

О, Кала'т-аль-Носур на высоте стремнин,
Пусть сверженный Иблис твои изгложет кручи!
Сплошная молния, что, словно миг летучий,
Из края в край небес прошла, взрывая тучи,
Величье прадедов погасло в день один!

Перед тобой мы прах, о, Боже необорный!
Двадцатитысячный, неукротимый рой
Коней и всадников полег, за строем строй;
Равнина, и река, и берег под горой
Звериной и людской струятся кровью черной.

Нефть, озаряя гор далекие зубцы,
Зловеще светится во мгле пустынной ночи
И крутит пламена столпом зеленых клочий,
Где, в небеса вперив недвижимые очи,
На дровяных кострах сгорают мертвецы.

Аллах! Под бранный клич, как в грозовом раскате,
Чрез камни, заросли и горных речек сеть
На этих бражников, которым свиньи снедь,
Всё с новой яростью, не в силах одолеть,
Со смехом десять раз кидались наши рати.

И ты, весь в пурпуре, в чешуйчатой броне,
Увенчан золотом, блистающим огнями,
Орел, обвеянный победными ветрами,
С кривым мечом в руке, ты несся перед нами,
Мухаммед-аль-Мансур, друг правде, друг войне!

Ты знамя сотрясал, что правит Халифатом,
Белевшее, как снег, на тверди голубой,
И лоснящийся мех пантеры под тобой,
Обнявший грудь коня, вспененного борьбой,
Сверкал своих когтей серебряным захватом.

Пред раем, где бойцы почиют навсегда,
Шакалов мерзостных презревши вой голодный,
Кто б из твоих, стыдясь отстать, как трус безродный,
О, светоч трех племен, в сраженьях путеводный,
Чтоб умереть с тобой, не бросил повода?

Сорвавшийся с высот, крушащий гром потока,
Валы, что бьют утес в прилива грозный час,
На сброд язычников, сраженный столько раз,
Призывом к доблести ты снова ринул нас,
Амера славный сын, Дыхание Пророка!

Чудовищный удар, сливаясь в дикий гул,
Развеял коршунов с потрясшейся стремнины,
И поднял с клекотом тревожный лет орлиный,
И, переплыв холмы, и горы, и долины,
За гранями земли далеко потонул.

О, горе, скакуны, стелясь в горячем беге,
С зари до вечера кружиться не устав,
Бросались, взмылены и гриву разметав,
С ноздрями в пламени, сплошной толпой, стремглав,
Как туча саранчи, косящая побеги.

О, дети молнии и чистой Аль Борак,
Друзья, товарищи в страде боев великой,
Пьянея криками и шумом свалки дикой,
Вы ржали, вздыбившись над поднятою пикой,
Соперники ветров, и пили смерть и мрак!

Вы грызли палаши, трезубцы, вилы, стрелы,
Оружье ловчего и горного стрелка,
Твердыню, чьи зубцы, грозя издалека,
Венчали красная Кантабрская Рука,
И Кастильянский Лев, и Ящер Компостеллы.

Примчавшись, стройные, в лазурном свете дня
На Астурийские оснеженные скаты,
Вы спите, тишиной побоища объяты,
И, словно в летний жар созревшие гранаты,
Лбы ваши треснули под взмахом кистеня!

Не дрогнув, как скала, стоял народ неверный.
К горам, за шагом шаг, неспешно отошли,
Рубясь, косматые бароны, короли,
Крестьяне, латники, монахи их земли
С устами, полными богохулящей скверны.

Непобежденные, железный дав отпор,
Они исчезли все в ночи необозримой,
И молкнет смертный хрип, и мертвых лижут дымы,
И плачем окружен шатер, где Вождь любимый,
Орел Ислама, спит, закрыв навеки взор.

Весь в ранах, недвижим, суров, бледнее тени,
Как сказано, Судья, бессмертный в род и в род,
Чтобы войти в Дженнет, цветущий долгий год,
Господним Ангелам свой дух передает,
Венчанный пальмами и блеском ста сражений.

Душа взнеслась к Творцу в сиянии дневном,
Под львиной шкурою былую мощь покоя,
В ларе, где двадцать лет сбиралась в вечер боя
Пыль, оседавшая на рамена героя,
Мухаммед-аль-Мансур спит непробудным сном.

Свершилось, вот закат воинственной державы!
Знай, Омейядов род, твой поколеблен трон,
И, насмерть раненный, ты чахнуть осужден,
Затем, что Муж Побед лежит, окровавлен,
Во прахе невозвратной славы!

Шарль Леконт Де Лиль(1818-1894)

© Перевод М.Лозинского

60

МОЯ ПЕРИ

Ширазское предание

В полночный час, на берегу,
Своей любовью поглощенный,
Глаз оторвать я не могу
От волн певучих речки сонной.

О, кто она, чей вздох смутил
Мое безмолвие ночное,
И кто голубизною крыл
Блеснул над дремлющей волною?

Одели лунные лучи
Ее в мерцающие ткани.
Ее признанья горячи,
И в косах росных брызг мерцанье.

Едва блеснет заря, она
Вдыхает первый цвет весенний
И, словно зыбкий образ сна,
Вдруг исчезает в мутной пене.

Средь волн зеленых рождена,
В приюте, что лишь мне известен,
Любовь моей души она
И муза сокровенных песен.

Всю ночь на этом берегу
Сижу я как завороженный,
Глаз оторвать я не могу
От волн певучих речки сонной.

Аветик Исаакян (1875-1957)

© Перевод К.Арсеньев


Вы здесь » Амальград форум - арабская, персидская, ближневосточная культура » Персидская и персо-таджикская литература » Стихи о Ближнем Востоке, Персии известных поэтов со всего мира