Гази Бурханеддин (1344-1398)
Ахмед Шамсаддин Мухаммед оглы Гази Бурханеддин родился в провинции Кайсери,
в Малой Азии. Ахмед Бурханеддин происходил из знатного рода. Мать Бурханеддина
была дочерью одного из властителей Абдуллы Челеби, отец и дед носили почетный
сан «гази». Ахмед Бурханеддин очень рано потерял мать, рос и воспитывался отцом.
С детства поэт проявлял постоянный интерес знаниям и за короткое время освоил
основы логики, философии, теории поэзии, астрономии, овладел арабским и персидским
языками. В очень раннем возрасте отец взял Бурханеддина в дальнее странствие,
некоторое время Бурханеддин жил с отцом в Египте, учился мусульманскому праву,
канонам шариата, приобщался к медицине. Потом в Дамаске поэт постигал основы
естествознания и математики, затем посетил в персидский город Хиджаз где потерял
отца. В двадцатилетнем возрасте юный Бурханеддин возвратился в Кайсери и
правитель страны Гияседдин Мухаммед назначает его на должность гази.
В 1365 году когда правитель был убит, трон занял его сын Ала ад-дин Алибей,
и Бурханеддин становится его визирем. А в 1380 году Алибей уходит из жизни.
Его сын Мухаммед Челеби в то время был еще малолетним ребёнком. Регенство
над наследником вверяется визирю и бразды правления переходят Гази Бурханеддину.
Творческое наследие Гази Ахмеда Бурханеддина сохранилось почти полностью.
«Диван» Бурханеддина Гази написанный на тюркском языке и датированный 1393 годом,
состоит из 1500 газелей, 20 рубай, 119 туюгов, несколько муфредов, всего 17000 строк
хранится в единственном экземпляре в Британском музее.
Творческое наследие Бурханеддина Гази имеет большое значение для изучения истории
тюркоязычной литературы и исследования лексики грамматики, диалектологии юго-западной
группы тюркских языков, а также в изучении азербайджанского языка в его историческом аспекте.
Наряду с Насими Бурханеддин Гази признается основоположником азербайджанского аруза.
ТВОЯ МИЛОСТЬ
Бутон не смею я сравнить с улыбкой розовой твоей.
Так страстно я молю тебя, что умолкает соловей.
Все проявленья бытия — лишь милость зримая твоя,
Волна распущенных волос длинней отпущенных мне дней.
Уста — целительный бальзам, я сладость их изведал сам,
Я снова жажду к ним припасть, они всех сладостей ценней.
Отвергнет тот шербет и мед, кто уст медвяность познает,
Рубины этих робких губ во много раз вина пьяней.
Кто станет локонов рабом, прельщенный нежным завитком,
Не сбросит до скончанья лет своих невольничьих цепей.
Нет слов таких, чтоб описать стон и божественную страсть,
Твой образ, трепетно живой, воображения сильней.
И если б сотни лет подряд я видел этот звездный взгляд,
То все иное позабыл, ведь ты дороже жизни всей.
Перевод Т. Стрешневой
