Рассказ о воре-барабанщике (притча)

Однажды темной ночью некий вор
Подкапывался под чужой забор.

Старик, что на соседней кровле спал,
Услышав стук лопатки, с ложа встал.

Окликнул вора: "Бог на помощь, брат!
Ты что там делаешь, когда все спят?

Скажи на милость мне - ты кто такой?"
А вор: "Я барабанщик городской".

"Я чем сейчас ты занят - знать хочу!"
"Сам видишь - в барабан я колочу!"

"Что ж грома барабана твоего
Не слышно, плут?" - старик спросил его.

А вор: "Настанет утро - и тогда
Услышишь гром и вопли: "Ай, беда!"

Рассказ о том, как продают лунное сияние,
выдавая его за холст (притча)

Иные преуспели ловкачи,
Как холст, сбывая лунные лучи.

Они глупцам сиянье отмеряют
И, как за ткани, деньги огребают.

На тот базар, где шум и суета,
И мы пришли, чтобы купить холста.

И призрачный нам отмеряют свет
Взамен прожитых понапрасну лет.

Так где же то, что куплено досель?
И нет холста, и опустел кошель...

В счастливый миг мы сидели с тобой - ты и я,
Мы были два существа с душою одной - ты и я.
Дерев полутень и пение птиц дарили бессмертием нас
В то пору, как в сад мы спустились немой - ты и я.
Восходят на небо звезды, чтоб нас озирать;
Появимся мы им прекрасной луной - ты и я.
Нас двух - уже нет, в восторге в тот миг мы слились,
Вдали от молвы суеверной и злой - ты и я.
И птицы небесные кровью любви изойдут
Там, где мы в веселье ночною порой - ты и я.
Но вот что чудесно: в тот миг, как мы были вдвоем -
Мы были: в Ираке - один, в Хорасане - другой, - ты и я.

© перевод Е. Дунаевского

О правоверные, себя утратил я среди людей.
Я чужд Христу, исламу чужд, не варвар и не иудей.

Я четырех начал лишен, не подчинен движенью сфер,
Мне чужды запад и восток, моря и горы - я ничей.

Живу вне четырех стихий, не раб ни неба, ни земли,
Я в нынешнем, я в прошлом дне - теку, меняясь, как ручей.

Ни ад, ни рай, ни этот мир, ни мир нездешний - не мои,
И мы с Адамам не в родстве - я не знавал эдемских дней.

Нет имени моим чертам, вне места и пространства я,
Ведь я - душа любой души, нет у меня души своей.

Отринув двойственность, я вник в неразделимость двух миров,
Лишь на нее взираю я, и говорю я лишь о ней.

Но скорбь, раскаянье и стыд терзали бы всю жизнь меня,
Когда б единый миг провел в разлуке с милою моей.

Ты до беспамятства, о Шамс, вином и страстью опьянен,
И в целом мире ничего нет опьянения нужней.

© перевод Д. Самойлова

Паломник трудный путь вершит, к Каабе устремлен,
Идет без устали, придет - и что же видит он?

Тут камениста и суха бесплодная земля,
И дом высокий из камней на ней сооружен.

Паломник шел в далекий путь, чтоб Господа узреть,
Он ищет Бога, но пред ним стоит как бы заслон.

Идет кругом, обходит дом - всё попусту; но вдруг
Он слышит голос изнутри, звучащий, словно звон:

"Зачем не ищешь Бога там, где Он живет всегда?
Зачем каменья свято чтишь, им отдаешь поклон?

Обитель сердца - вот где цель, вот Истины дворец,
Хвала вошедшему, где Бог один запечатлен".

Хвала не спящим, словно Шамс, в обители своей
И отвергающим, как он, паломничества сон.

© перевод Д. Самойлова

О вы, рабы прелестных жен! Я уж давно влюблен!
В любовный сон я погружен. Я уж давно влюблен.

Еще курилось бытие, еще слагался мир,
А я, друзья, уж был влюблен! Я уж давно влюблен.

Семь тысяч лет из года в год лепили облик мой -
И вот я ими закален: я уж давно влюблен.

Едва спросил Аллах людей: "Не ваш ли я Господь?" -
Я вмиг постиг Его закон! Я уж давно влюблен.

О ангелы, на раменах держащие миры,
Вздымайте ввысь познанья трон! Я уж давно влюблен.

Скажите Солнцу моему: "Руми пришел в Табриз!
Руми любовью опален!" Я уж давно влюблен.

Но кто же тот, кого зову "Тебризским Солнцем" я?
Не светоч истины ли он? Я уж давно влюблен.

© перевод И. Сельвинского

Всему, что зрим, прообраз есть, основа есть вне нас,
Она бессмертна - а умрет лишь то, что видит глаз.

Не жалуйся, что свет погас, не плачь, что звук затих:
Исчезли вовсе не они, а отраженье их.

А как же мы и наша суть? Едва лишь в мир придем,
По лестнице метаморфоз свершаем свой подъем.

Ты из эфира камнем стал, ты стал травой потом,
Потом животным - тайна тайн в чередованье том!

И вот теперь ты человек, ты знаньем наделен,
Твой облик глина приняла, - о, как непрочен он!

Ты станешь ангелом, пройдя недолгий путь земной,
И ты сроднишься не с землей, а с горней вышиной.

О Шамс, в пучину погрузись, от высей откажись -
И в малой капле повтори морей бескрайних жизнь.

© перевод Д. Самойлова

Песня флейты

Прислушайся к голосу флейты - о чем она плачет, скорбит?
О горестях вечной разлуки, о горечи прошлых обид:

"Когда с камышового поля был срезан мой ствол пастухом,
Все стоны и слезы влюбленных слились и откликнулись в нем,

К устам, искривленным страданьем, хочу я всегда припадать,
Чтоб вечную жажду свиданья всем скорбным сердцам передать.

В чужбине холодной и дальной, садясь у чужого огня,
Тоскует изгнанник печальный и ждет возвращения дня.

Звучит мой напев заунывный в собранье случайных гостей,
Равно для беспечно-счастливых, равно и для грустных людей.

Но кто бы - веселый иль грустный - напевам моим ни внимал,
В мою сокровенную тайну доселе душой не вникал.

Хоть тайна моя с моей песней, как тело с душою, слиты -
Но не перейдет равнодушный ее заповедной черты.

Пусть тело с душой нераздельно и жизнь их в союзе, но ты
Души своей видеть не хочешь, живущий в оковах тщеты..."

..............................................................................................................
Стон флейты - могучее пламя, не веянье легкой весны,
И в ком не бушует то пламя - тому ее песни темны.

Любовное пламя пылает в певучей ее глубине,
Тот пыл, что кипит и играет в заветном, пунцовом вине.

Со всяким утратившим друга лады этой флейты дружны,
И яд в ней, и противоядье волшебно соединены.

В ней песнь о стезе испытаний, о смерти от друга вдали,
В ней повесть великих страданий Меджнуна и бедной Лейли.

Приди, долгожданная, здравствуй, о сладость безумья любви!
Верши свою долю и властвуй, в груди моей вечно живи!

И если с устами любимой уста я, как флейта, солью,
Я вылью в бесчисленных песнях всю жизнь и всю душу свою.

© перевод В. Державина

Персидский поэт стал самым популярным поэтому Америки.

Уильям Далримпл, "ЧTO ПОСЕЕШЬ..." ("Гардиан")