У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

Амальград форум - арабская, персидская, ближневосточная культура

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Касыда Хаджи Абду ал-Езди

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

Касыда принадлежащая перу Хаджи Абду ал-Езди

«Переводчик отважился озаглавить нижеследующее сочинение «Баллада о Высшем Законе», ибо оно претендует быть впереди своего времени. Он не испугался опасности столкновения со столь непримиримым явлением, как «Высшая Культура». Причины, которые оправдывают название, следующие:
     Автор утверждает, что Счастье и Страдание равно поделены и распределены в мире; он полагает Саморазвитие (относясь с должным уважением к другим) единственной и достаточной целью человеческой жизни; он настаивает, что чувства, симпатии и «божественный дар Сострадания» есть самые высшие человеческие радости; он ратует за приостановку разбирательства с помощью «Фактов - пустых суеверий», - коим присуще подозрение; наконец, будучи по внешним признакам разрушителем, он в существе своем является воссоздателем.
За остальными подробностями касательно Поэмы и Поэта любознательный читатель может обратиться в конец тома.»

Ричард Бёртон
        Вена. Ноябрь 1880

© перевод Ю. Шам

«Бёртон, Ричард (1821-1890), английский путешественник. В 1853 совершил путешествие по Аравии и был первым англичанином, посетившим Мекку и Медину. В 1854 стал во главе экспедиции, направленной английскими властями для исследования Сомали. Захват Восточной и Центральной Африки являлся в то время очередной задачей английского империализма, однако вооруженное сопротивление местных жителей помешало Б. выполнить возложенную на него задачу. В 1856 по заданию английского министерства иностранных дел Б. вместе с другим английским путешественником Спиком снова отправился в Африку, на этот раз якобы на поиски Нила. Начав свое путешествие из Занзибара, они проникли в глубь страны и в начале 1858 открыли оз. Танганьика. Вследствие болезни Б. Спик продолжал путь один и, действуя по указаниям, полученным от Б., достиг оз. Укереве, названного именем английской королевы Виктории. Б. оспаривал открытие Спика, что привело к открытой вражде между исследователями. В дальнейшем Б., состоя на службе английского министерства иностранных дел, соединял обязанности консула с путешествиями по Африке и Южной Америке. (БСЭ, т. 5. Второе издание. Госнаучиздат, 1950. С. 59.)»

© примечания Ю. Шам

Отрывок из Примечаний Бертона

«Хаджи Абду я знаю гораздо дольше, чем период, о котором я хочу написать. Уроженец, вероятно, Дарабгирда (Darabghird) провинции Йезд1, он всегда предпочитал титуловать себя El-Hichmakani, шутливой lackab 2, или фамилией, означающей «Бездомный, Нигде». Он путешествовал далеко и много с широко открытыми глазами, как следует из его «двустиший» 3. К природнму умению с легкостью постигать языки он добавил целый склад несистематизированного чтения: обрывки из китайского, древнеегипетского, еврейского и сирийского, санскрита и пракрита, скандинавского, особенно из литовского, латинского и греческого, включая римский, из береберского, нубийского диалекта, из зенда и аккадского, помимо персидского - его родного языка, и арабского - классического языка ученых. Не был он невежественным и в «-логиях», и в достижениях современной науки. Короче говоря, его память была кладезем и он имел массу талантов, за исключением таланта их использовать.

     Однако никто не думал, что он «служил Музе», выражаясь в стиле прошлого века. Даже его близкие не подозревали о том факте, что у него был скелет в шкафу, или о «Касыде», или о двустишьях. Он доверил мне свой секрет, когда мы последний раз встретились в Западной Индии (я нарочно не уточняю место). Делая это, он подпер руками длинную и седую гордость своего подбородка, с кончиком, наставленным в мою сторону, как бы говоря вместе с Королем-Островитянином:

До бороды моей дотронулась Зима -
То Божий знак, что бережет меня от безрассудства.4

     И все же пронзительный взгляд, чистый, как оникс, казалось, протестовал против возрастного аргумента. Рукопись была написана очень беглым почерком, и т.к. я забрал ее, автор отказался взять на себя труд переписать свои каракули.

     Мы, его старые друзья, долго обращались к нему по прозвищу Nabbianâ («наш Пророк»), и читатель увидит, что у Пилигрима есть что передать или он верит, что есть. Он явно стремится проповедовать свою веру: <в ней> Восточная Версия Гуманизма слилась со скептическим, или, как мы сейчас говорим, с научным мышлением. Философ, по-моему, принял религию, в которой Фетишизм, Индуизм и Язычество, Иудаизм, Христианство и Ислам являются просто фрагментами. Его религия поклоняется целеустремленному требованию Святой Причины Правды, Правды ради нее самой, а не ради вещей, которые она (религия (it) - Ю. Ш.) может принести, и эта вера равно предпочтительна и честному незнанию, и самым высоким знаниям о природе.»

КОММЕНТАРИИ К ПРИМЕЧАНИЯМ Р. БЕРТОНА

1 - Дарабгирд - Дарабгерд (Дерабгерд, Дерабджерд), город в Фарсе (Южная Персия), современный Дараб в Южном Иране; Йезд - город в Центральной Персии (Иране) в одноименной провинции; у Бертона явная ошибка или намеренная мистификация.
2 - Lackab (араб.) - прозвище, прибавлявшееся к имени и происходившее от рода деятельности, характера или образа жизни.
3 - О двустишьях см. предисловие к Комментариям.
4 - Автора установить не удалось.

© перевод Ю. Шам

2

Касыда принадлежащая перу Хаджи Абду ал-Езди

Отрывки из поэмы

Глава первая

Уж близок час. Тускнеет блеск
звезды в венце Царицы Сна;
Трон пуст до следующей ночи:
владычица утомлена.

Вот Волчий хвост размел Восток,
стерев безжизненную тьму;
Вздохнул разбуженный Рассвет
подобно ветру одному.

Вершины гор уже в свету,
а в долах сумрак до поры;
И дымка ввысь, как фимиам,
взмывает в горние миры.

Храпят верблюды, кони ржут,
огни мерцают там и сям,
И город, сбросивший шатры,
людской пронизывает гам.

Ворота настежь! Солнца лик
воспламеняет жизнь во всех;
Земля блаженства ловит миг,
купаясь в утренней росе.

Ну а покуда юный День
поет свой гимн, осилив сон,
Тоска меня пронзает сквозь
верблюжьих колоколец звон.

Летя сквозь жгучие пески
(застывший мир ужасной Гул),
Рожден он страшными людьми -
страшней представить не могу.

А мы? - У нас другая боль,
другая рана гонит сны:
Нам после встречи на мосту
Времен разлуки суждены.

Даны нам встречи для разлук?
Или печаль разлук для встреч? -
Вопрос подобный - просто звук,
пустой, как пожиманье плеч.

Зачем должны сегодня врозь
быть, завтра вместе? - Не пойму.
Ярмо фатального «должны»
терпеть должны мы почему 4?

Как вечер тот был свеж и чист,
а утро это, словно яд.
Но жизнь, как старый архивист,
хранит бесстрастно все подряд.

В глазах тоска. На сердце грусть,
и в мыслях грусть. Я весь - печаль.
Жаль, что к концу подходит путь.
Но то, что был я, тоже жаль 5.

О други юности святой,
прощайте! Свидимся ли вновь?
Быть может. Но не быть уж боль-
ше дружбе той. Прощай, любовь!

Прощай и ты, волшебный свет,
поблекший к ночи, словно сон!
Исчезни, как затих во тьме
верблюжьих колоколец звон.

© перевод Ю. Шам

примечания:

Вот Волчий хвост... - Ложный Рассвет (прим. Р. Бертона).
(I, 2, сноска) Ложный Рассвет - в примечаниях к Первому изданию переводов Омара Хайама, вышедшему в 1859 г., Э. Фицджеральд приводит следующее объяснение: «Ложный Рассвет, Subhi Kazib, - это кратковременный Отсвет на Горизонте, длящийся около часа перед Настоящим Рассветом, Subhi Sadik; хорошо известный Феномен на Востоке. Персы называют его Утренний Сумрак, „Час Волка и Овцы". „Как бы ссора, кому быть сейчас".» (OkhF, с. 45.).
Любопытно отметить, что, отдавая ли дань традиции касыд, по другим ли причинам, но Фицджеральд начал свою поэму тремя четверостишьями, посвященными рассвету и утру, причем авторство первого из них принадлежало исключительно ему самому (ОХФ, № 1, с. 249):

Вставай! Свой Камень в Чашу Тьмы Рассвет
Уже метнул - и Звезд на Небе нет,
Гляди! Восходный Ловчий полонил
В Силок Лучей дворцовый Минарет.

© примечания Ю. Шам

(I, 2) Вздохнул разбуженный Рассвет // подобно ветру одному. - Ср. с арабской пословицей: ветер поднимается с солнцем и утихает с заходом солнца.

застывший мир ужасной Гул... - Демон Пустыни 3 (прим. Р. Бертона)
(I, 7, сноска) Гул (Гуль, ghul) - джинны женского рода в мусульманской мифологии, восходящие к домусульманским представлениям арабов; обитатели пустынь, заманивающие путников, меняя свой облик, чтобы убить их и съесть.
примечания Ю. Шам

Нескорый хадж к Святой горе... - Арафат, близ Мекки (прим. Р. Бертона)

(I, 13) Ярмо фатального «должны» // терпеть должны мы почему? - См. подстрочный перевод соответствующего стиха (Приложение) и ср. со строчками Хайама: «Без меня в небесах принимают решенье, // А потом бунтарем называют меня!» (пер. Г. Плисецкого).

(I, 15) Жаль, что к концу подходит путь.// Но то, что был я, тоже жаль. - Ср. со стихотворениями Хайама:

Когда б в желаниях я быть свободным мог
И власть бы надо мной утратил злобный рок,
Я был бы рад на свет не появляться вовсе,
Чтоб не было нужды уйти чрез краткий срок.

(Пер. О. Румера)

Жизнь мгновенная, ветром гонима, прошла,
Мимо, мимо, как облако дыма, прошла.
Пусть я горя хлебнул, не хлебнув наслажденья, -
Жалко жизни, которая мимо прошла.

(Пер. Г. Плисецкого)
(Омар Хайам. Рубаи. Ленинград, Советский писатель, 1986. С. 81.)

3

Из Второй главы

Средь этих выжженных песков,
где только Бог один и есть,
Былого признаки окрест
встают, тревожа тень веков.

И на дрожащий горизонт
усталый взгляд направив свой,
Каких видений ловим след
мы там, за гранью с синевой?

О эта вечная стена
вопросов «Как?» и «Почему?»!
Постичь святые письмена,
безумцы, вашему ль уму? 6

<...>

Ты, человек, что можешь знать
о жизни, сам живя лишь миг?
Тебе ль о Вечном рассуждать,
коль ты и в Бренное не вник?

Малыш, мир несказанно стар
и необъятен, ты - лишь часть
Мгновения, так в Божий дар
свою персону брось включать.

© перевод Ю. Шам

© примечания Ю. Шам:

(II, 20) Тебе ль о Вечном рассуждать, // коль ты и в Бренное не вник? - См. коммент. 6 к II, 3, 60 к IV, 7-18, 150 к IX, 14, а также сами стихи.

(II, 21) ...Ты лишь часть // Мгновения... - Ср. со стихотворением Хайама:

Океан, состоящий из капель, велик.
Из пылинок слагается материк.
Твой приход и ухо - не имеют значенья.
Просто муха в окно залетела на миг...

(Пер. Г. Плисецкого)

Похожие настроения есть у Поупа: «наше время - миг» (П, I, II, с. 146).

4

Из Третьей главы

Как кратка жизнь и все ж длинна...
Невзгоды зримы, а дары
Фальшивы все. Увы, она
чуть вспыхнув, лопнет, как нарыв.

...О день, искрящийся в лучах,
с беспечной, детской суетой!
Ласкался ветер, и, крича,
взбегал я на берег крутой.

И мнилось, радость та должна
кипеть и длиться без конца...
Однако речка утекла,
сбежал и берег, и с лица

Румянец спал... Но тесный круг
гуляк резвился на краю
Реки Времен, за другом друг
исчезнув в ней. И я стою

На берегу теперь один,
в тумане чуя за версту
Лишь смерть, - последний Пилигрим,
слегка замешкавшийся тут.

О да, на море Жизни штиль,
когда ты юн. Потом она
Течет быстрей, и обрати-
ка взор, как мчит ее волна,

Едва край пропасти мелькнет
вдали, Как будто две сестры -
Река и Жизнь. Водоворот -
их злой судьбы предсмертный взрыв.

<...>

Пусть краток миг, но жив кураж,
У края бездны пляшем вскачь.
Партнерша - Смерть. Но танец наш
ужели менее горяч?

© перевод Ю. Шам

© примечания Ю. Шам:

(III, 23) Как кратка жизнь и все ж длинна... - Ср. со строкой из Хайама: «Жизнь, мгновенье которой равно мирозданью...» (пер. Г. Плисецкого).

(III, 23) ...а дары // Фальшивы все. - Ср. со строчкой из рубаи Хайама: «Твои дары, о жизнь - унынье и туга» (пер. О. Румера).

(III, 26) Но тесный круг // гуляк резвился на краю // Реки Времен, за другом друг // исчезнув в ней. - Об ушедших друзьях Фицджеральд перевел два стихотворения Омара Хайама (ОХФ, №№ 22, 23, с. 253). За исключением первой главы, строфы, посвященные друзьям, по глубине чувства и красоте слога у Бертона одни из наиболее потрясающих. Не менее потрясающи они и у Хайама. И рискуя перегрузить комментарии, трудно удержаться и не привести их в разных переводах, помимо О. Румера:

Как много милых нам друзей (какой
Прекрасный Урожай, О Время, твой!)
Уж осушили Кубок свой до дна
И улеглись безмолвно на покой.

И мы, которые на смену им
С Весной пришли и за Столом сидим, -
И мы должны под сень могил сойти,
Чтоб для других могилой стать самим.

Где вы, друзья! Где вольный ваш припев?
Еще вчера, за столик наш присев,
Беспечные, вы бражничали с нами...
И прилегли, от жизни охмелев!

(Пер. И. Тхоржевского)

Половина друзей моих погребена.
Всем судьбой уготована участь одна.
Вместе пившие с нами на празднике жизни
Раньше нас свою чашу испили до дна.

(Пер. Г. Плисецкого)

(III, 45) Пусть краток миг, но жив кураж. - В подстрочном переводе: «Довольно, Человек, скорбеть, и плакать, и причитать. // Наслаждайся минутой восхода солнца». Среди стихотворений Омара Хайама призывы наслаждаться жизнью перед лицом смерти встречаются во множестве; одно из них есть в переводах Фицджеральда: «Но будем жить и сгоним грусть с лица, // Пока нам Смерть не вынесла гонца» (ОХФ, № 24, с. 253). Любопытно отметить, что Бертон, прошедший в своей жизни через искушение пьянством, нигде не разделяет призывов Хайама к винопитию, чаще всего заменяя его на радость созерцания природы.

5

Из Четвертой главы

Но тут, в ободранном тряпье,
голодный, злой, как беглый раб,
Пропахнув потом и объев-
шись ящериц, Араб

Понес по пламенным пескам,
с Аллахом, ярым, как и он,
Смерть доадамомым царям;
и древний Кайанидов трон,

Как лава, смел. И где Рустам?
Где Заль теперь? Где Каюмарс?
Споет ли Царь, что растоптал
их славу, пéснь про них хоть раз?

Где Кей-Хосрова меч? Где холм
Афрасиаба? Где грааль
Джамшида гордого? Где трон
Ануширвана? Нет их. Жаль.

Они ушли. И нас с тобой
снесет туда на крыльях Смерть,
Где жизнь у Ужаса рабой,
И ей противиться не сметь.

Их длань держала Семь Сторон,
но пыл, триумф и блеск прошли,
Как смолк в трепещущей дали
верблюжьих колоколец звон.

© перевод Ю. Шам

© примечания Ю. Шам:

и древний Кайанидов трон... - Кайаниды - из рода Кира; герои древних Гебров (прим. Р. Бертона).
(IV, 28, сноска) ...и древний Кайанидов трон... - Кайаниды - легендарная династия царей древнего Ирана; находились в постоянной войне с племенами туранцев, возглавляемых Афрасиабом. Младшим Кайанидам приписывается распространение зороастризма.

(IV, 29, сноска) Кир - имя нескольких персидских царей династии Ахеменидов. Кир I, основатель Ахеменидской державы (VI в. до н. э.), почитается Библией, как освободитель евреев от Вавилонского пленения (1 Езд. 1-4), что было предсказано еще пророком Исайей (Ис. 41:2, 6; 44:28); его жизнь и история правления подробно описаны Ксенофонтом, Геродотом, Иосифом Флавием.

(IV, 30-31) ...И где Рустам? // <...> //...Где трон // Ануширвана?... - Ср. с «Шахнаме»: «Владыки, - герои, о где же они? // Но думы бесплодные эти гони!» (пер. Ц. Б. Бану-Лахути по: Фирдуоси. Шахнаме. Т. 3. М., Ладомир - Наука. 1994. С. 539.). Рустам - богатырь, сражавшийся против туранцев; возвел на престол первого царя из династии Кайанидов. Заль - герой иранского эпоса, отец Рустама. Каюмарс - в иранской мифологии первочеловек, первый царь из династии Пешдадидов. Кей-Хосров (Кай Хусроу) - третий царь из династии Кайанидов; был женат на туранке; вместе с Рустамом сражался против Афрасиаба. Афрасиаб - предводитель кочевников-туранцев, врагов зороастрийцев, царь-колдун; убит Кей-Хосровом. Джамшид - в иранском эпосе шах из династии Пешдадидов; его семисотлетнее правление олицетворяет «золотой век»; обладал волшебной чашей, в которой он мог видеть весь мир. Чаша Джамшида - популярный образ во всей мусульманской поэзии. Бертон вместо нее использует слово грааль - так в западноевропейских средневековых легендах называлась чаша, служившая, как считалось, Христу и апостолам для причащения во время Тайной Вечери. Позже в нее Иосиф Аримафейский собрал кровь распятого Христа. Рыцари, дабы исполниться ее благодатного воздействия, претерпевали множество опасностей и свершали отважные подвиги. Этимология слова остается неопределенной.
Ср. также с четверостишьем Хайама об этих же героях: «Где они теперь, - увы, увы!...» (пер. О. Румера) (Омар Хайам. Рубаи. Ленинград, Советский писатель, 1986. С. 155.).

(IV, 33) Семь Сторон - в исламской традиции число «семь» весьма почитаемо. См. также коммент. 98 к VI, 11.

(IV, 32-33) Они ушди. И нас с тобой // снесет туда на крыльях Смерть,// . . . // Как смолк в трепещущей дали // верблюжьих колоколец звон. - В последних двух стофах этой главы можно усмотреть аллюзию на смерть Кей-Хосрова, как она изложена в «Шахнаме», и аллегорическое сопоставление ее с затуханием верблюжьего колокольчика: Кей-Хосров, добровольно передав правление над царством, ушел в горы, где исчез с первым лучом солнца. Отправившихся же на его поиски пятерых витязей навеки поглотила снежная буря (Фирдуоси. Шахнаме. Т. 3. М., Ладомир - Наука. 1994. С. 534-537.).

6

Из Пятой главы

Так есть, покуда жар Земли
внутри не сменят холода.
И скажет мальчик с Муштари*:
«Смотрите, падает Звезда».

И все увидят тонкий след,
как от скатившейся слезы -
Так колокольчик, тая, шлет
последний жалобный призыв.

© перевод Ю. Шам

примечания:
И скажет мальчик с Муштари... - Планета Юпитер (прим. Р. Бертона).

7

Из Шестой главы

Как эфемерна тень дворца,
как зыбок пар над полем ржи,
Так смертный разум без конца
вьет сеть из Правды или Лжи.

Что ж видит наш пытливый взор? -
Одни лишь формы много лет.
А сущность скрыта. И - позор! -
но так и сгинем в этой мгле.

<...>

Но если Истина и есть, -
она, быть может, Там, не Здесь.
Ни ты, ни я не знаем Где,
и мир не выдаст эту весть.

Присядем в сени рдяных роз...
Того, что Правда может быть,
С нас хватит. И оставь вопрос
и «как узнать?», и «как забыть?»

© перевод Ю. Шам

© примечания Ю. Шам:

(VI, 4) Так смертный разум без конца // вьет сеть из Правды или Лжи. - Ср. со строками из «Маснави» у Руми: «Ведь истина и ложь, монета ловкая и звонкая подделка друг с другом смешаны, а потому // Не обойтись без точного мерила, испытанного в неземных просторах...» (ДРЧ, с. 127).

(VI, 5) Что видит ваш пытливый взор? - // Одни лишь формы много лет. // А сущность скрыта. - Ср. со строчками Хайама: «Всё, что видишь ты, - видимость только одна, // Только форма - а суть никому не видна» (пер. Г. Плисецкого).

(VI, 17) ...и мир не выдаст эту весть. - В подстрочном переводе: «...да и мать-земля никогда не откроет». Ср. с фразой Поупа: «У матери-Земли спроси сперва...» (П, I, II, с. 145).

(VI, 18) Присядем в тени рдяных роз... - Ср. со строкой Хайама: «Пока на розах мы с тобой сидим, // Пей гроздий сок» (ОХФ, № 43, с. 257). Перевод О. Румера выполнен по тексту Первого издания, в котором это стихотворение стояло под номером XLVIII (OKhF, с. 37); начиная с Третьего издания оно имеет номер XLIII и измененную редакцию - без упоминания о розах.

8

Из Седьмой главы

«Талант и Разум» - сеть из слов 115,
кичливой черни ремесло,
Чтоб скрыть плебейское мурло,
мы крáдем титулы 116 и слог.

С претензией на «божий дар»
я вам вручаю свой шедевр,
Хотя возможно, что Талант
и не стучался в эту дверь.

У Жизни Рáзум лишь один -
мерило 117; только с ним пройдешь
Легко волшебный Лабиринт.
Всё, что ему противно, - ложь.

© перевод Ю. Шам

© примечания Ю. Шам:

(VII, 20) «Талант и Разум» - сеть из слов... В оригинальном тексте «Reason and Instinct»; о них же говорится и в последующих двух строфах. На английский язык слово «талант» переводится как «talent» и, помимо аналогичного эквивалента, имеет, как и в русском, синонимы «дар», «способности». «Instinct» переводится на русский как «инстинкт», «инстинктивное знание», «природное чутье», но и как «природная склонность», «способности». Таким образом, под «Инстинктом» можно понимать не только «Интуитивное восприятие», но и (что подтверждается следующим за этим стихом Бертона) то, что имел в виду Н. Гумилев в своем стихотворении «Шестое чувство»:

Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?

<. . .>

Так век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.

Поуп также в своем эссе, даже дважды, размышляет над этими категориями: «Инстинкт и разум! Как тонка стена // меж ними...» (П, I, VII, с. 151); «Инстинкт и Разум как бы заодно» (П, III, II, с. 167).

(VII, 20) ...мы крадем титулы... - В подстрочном переводе: «Наши благородные фамилии обнаруживают подлое происхождение». Поуп тоже не безогляден в своем отношении к знати: «На древность рода ты не претендуй. // Когда мерзавцу чуждо благородство, // Кровь Говардов - отнюдь не превосходство» (П, IV, VI, с. 182).

(VII, 22) У Жизни Разум лишь один // - мерило.- Ср. со стихами Поупа: «Способен только Разум нам помочь» (П, II, III, с. 157); «Наш кормчий - разум, чья бесспорна власть» (П, II, III, с. 158).

9

Из Восьмой главы

Но там - за гробом - все равны:
Цари, не знавшие границ,
В чьих чашах столько ж глубины,
сколь в чашах рвани, павшей ниц;

И обреченные судьбой
грешить и смерть найти в петле;
И с плотью вставшие на бой 124,
чтоб ýзрить Бога на земле, -

Им всем - и агнцам, и волкам -
рука Судьбы определит
Лишенье с благом пополам,
и радость с горечью обид 125.

<...>

И только Суфий мудрый рёк:
«Вы вместе правы все и нет.
Но то, что тусклый огонек
его для всех есть яркий свет,

Уверен каждый». Почему
твоя религия верна
И нет - моя? - Да к своему
любовь до глупости сильна 134.

Гнилые кости тасовать
смешно, и Формы им другой
Не привнести, чтоб смочь назвать
и справедливой и благой.

<...>

Другая Жизнь, всего лишь Смерть
ты, Тень, равно как на Земле
Ты дуновенье, эхо, персть,
звук колокольчика во мгле.

© перевод Ю. Шам

© примечания Ю. Шам:

(VIII, 13-14) Но там - за гробом - все равны: // <...> // и с плотью вставшие на бой. - Ср. со словами Екклезиаста: «Всему и всем - одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и [злому], чистому и нечистому, приносящему жертву и неприносящему жертвы; как добродетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы» (Еккл. 9:2). Также и у Хайама: «Грешен ты или свят, беден или богат - // Уходя, не надейся и ты на возврат» (пер. Г. Плисецкого); или:

Я вчера наблюдал, как вращается круг,
Как спокойно, не помня чинов и заслуг,
Лепит чаши гончар из голов и из рук,
Из великих царей и последних пьянчуг.

(Пер. Г. Плисецкого)

(VIII, 15) ...Лишенья с благом пополам, // а радость с горечью обид. - В подстрочном переводе: «...всем одинаково рука Судьбы отпускает // Положенную им долю // радостей и скорбей, горя и блага» (см. Примечания I, и коммент. 59 к ним). Ср. также со строчками Хайама: «Всё, что будет: и зло, и добро - пополам // Предписал нам заранее вечный калам» (пер. Г. Плисецкого).

(VIII, 31) Да к своему // любовь до глупости сильна. - Ср. со стихами Поупа: «И смертный Себялюбием томим, // Чтобы сравнить себя он мог с другим» (П, II, VI, с. 163).

10

Из Девятой главы

Разбитой чаше нужен клей;
чанг треснул пусть, но он поет;
А кто той глине для людей
ее дыхание вернет?

Часов починка не сложна;
зурну продул - и звонче трель;
Но мы умрем, и смерть - одна,
будь человек ты или зверь.

Так пусть Нирвана унесет
своею ласковой рукой
В небытие нас, ни забот,
ни нужд где нет, а есть Покой.

<...>

В грядущи Дни, когда рассвет
блеснет и Мудрости секрет
Поймем мы, Эхо даст ответ
на песнь, что пел для вас поэт.

Но в путь! Да будет чист твой взор.
И сохрани рассказ о том,
Что шепчет ветру с дальних гор
верблюжьих колоколец звон.

© перевод Ю. Шам

© примечания Ю. Шам:

(IX, 41) Но мы умрем, и смерть - одна, // будь человек ты или зверь. - См. Примечания (II).
(IX, 42) ...В небытие нас, ни забот, // ни нужд где нет, а есть Покой. - Ср. со строкой Хайама: «Не лучше ли покой небытия!» (пер. Ц.Бану) (Омар Хайам. Рубаи. Ленинград, Советский писатель, 1986. С. 108.).