Я полностью согласен с уважаемым Гилаваром в том, что исследование культурной идентичности современных азербайджанцев необычайно трудно и открывает простор для всевозможных политизированных спекуляций. Действительно, сколько же в истории Азербайджана существует культурных пластов: наследие ассирийцев и Урарту, албаны, персы, тюркюты, хахары, огузы, монголы... Самое интересное то, что эти пласты плавно смешиваются и "перетекают" друг в друга, а не представляют собой рубленые участки, как это, скажем, происходило в истории Египта, где собственно туземный пласт, эллинизм, христианско-византийский и арабский периоды являются относительно обособленными.
Мне кажется (и я буду не оригинален), что культуру Азербайджана можно представить в виде тюрко-огузской оболочки, охватившей и впитавшей в себя наследие всех предыдущих эпох Закавказья. В силу этой особенности современные азербайджанцы разительно отличаются от турок, культурный облик которых формировался в рамках "мировой" Османской империи.
Бесспорным является утверждение, что упоминаемая выше оболочка именно тюрко-огузская. В подтверждение данного тезиса сошлюсь на непрерывность традиции тюркской государственности, восходящей к эпохи Ширваншахов и завершившейся лишь с подписанием Туркманчайского мира и окончательным перерождением Ирана в персидское национальное государство. Между этими двумя рамками вся военная знать и значительная часть гражданских чиновников Азербайджана состояли из тюрок, что не могло не стимулировать сплав разнородных культурных элементов и языковую ассимиляцию. Хорошо известно, что ассимиляции подверглись даже ираноязычные таты, составлявшие большую часть населения Абшерона. Центрами языковой ассимиляции, начавшейся в раннем Средневековье, выступали крупные города с тюркским населением - Баку, Куба, Шемаха, Тебриз, а также Муганской степи и Карабаха.
В свою очередь тюркская оболочка Османской империи вплоть до свержения Абдул-Хамида II была выражена очень слабо. Правящая элита империи и, прежде всего, Стамбула, представляла собой пёструю смесь выходцев из Балкан, Леванта и даже Магриба. Под "тюрками" эта элита имела в виду кочевников и крестьян Анатолии. Назвать османского пашу, пусть даже он был родом из Коньи, тюрком, значило бы нанести ему оскорбление. Единственной скрепой сшивавшей разнородные части в одно целое, выступал ислам, не признающий национальных различий. Под такой космополитической оболочкой, естественно, свободно умещались десятки различных культурных начал, которые разъедали сельджукское ядро османов быстрее, чем наследие Закавказья размывало культурный облик пришедших туда огузов. Как итог, процессы тюркской ассимиляции завоёванных османами территорий (Болгарии, Боснии, Аджарии) не шли ни в какое сравнение с аналогичными процессами в Азербайджане.
Всё вышесказанное обусловило другое фундаментальное различие между турками и азербайджанцами. В классической османской культуре, за исключением суннитского ислама, крайне трудно выделить какой-либо один стержневой элемент, который бы сгруппировал вокруг себя все остальные. В классической азербайджанской культуре такой элемент был - тот самый иранийат, о котором я упоминал в предыдущей заметке. И здесь мы наблюдаем самое интересное явление: преобразованное под воздействием персов тюркское начало само превратилось в неотъемлемую часть персидской культуры. Говоря метафорическим языком, два различных дерева переплелись корнями и срослись! Если использовать приземлённое сравнение, менее красивое, но более точное с научной точки зрения, можно сказать, что персидская и тюрко-азербайджанская культуры являются аналогом микроскопических грибов и водорослей, которые сливаясь в одно целое образуют новый биологический вид - лишайник. Разве можно понять данный пример мутуализма, если будем исследовать его лишь по составным частям? Точно также обстоит дело и с рассматриваемым симбиозом двух культур.
Только дремучие невежды или ангажированные аналитики могут искать в классической персидской культуре пресловутое "арийское наследие" или "могучий дух зороастризма", якобы всё ещё живущие под чужеродными наслоениями. Сасанидская цивилизация безвозвратно канула в прошлое, и то, что от неё осталось является лишь частью мусульманского персидского пространства. Его формируют, как минимум, три начала:
а) уже упоминавшееся доисламское прошлое (национальный героический эпос; обрывки древней мифологии, вошедшие в народный фольклор; элементы космогонических учений, вошедшие в сочинения мусульманских интеллектуалов; светские празднества и обычаи; традиции в области музыки, зодчества, прикладного искусства, дворцового церемониала; элементы придворного и национального костюмов);
б) арабо-мусульманское начало (собственно религия, регламентирующая повседневную жизнь человека; уклад общественной жизни; философия; лексика новоперсидского языка);
в) тюркское начало (традиция государственности; формирование поэтического, музыкального и танцевального канонов; традиции книжной миниатюры и прикладного искусства; элементы национального и придворного костюмов; лексика новоперсидского языка).
В связи с последним элементом хочется заметить следующее. Можно, конечно, спорить, является ли сам мугам - жанр персидской классической музыки - "изобретением" знаменитого певца и музыканта Барбада, жившего при дворе Хосрова Парвиза в начале VII в. Но несомненно, что знаменитые формы мугама, вошедшие в сокровищницу иранской музыкальной культуры (в частности, зэрби-мугам) родились в тюркской среде Азербайджана.
В заключении остановлюсь на национальном самосознании персов в классическую эпоху. С одной стороны, это самосознание было всегда развито. Этакое высокомерие, наследие сасанидской державной эпохи, нет-нет, но давало о себе знать в творчестве персидских поэтов. Вот, например, как звучит одно четверостишие знаменитого Фирдоуси:
Дошло дело до того, что,
Упившись молоком верблюдицы и объевшись ящериц,
Араб возжелал корону Кейанидов!
Прими плевок мой, ты, колесо судьбы, прими!
( Цит. по: Арабаджян А. З. Ислам и иранское начало в ИРИ / Иран: эволюция исламского правления. Сбр. ст. М.: ИВ РАН, 1998. С. 32
Вполне допустимо, что подобное высокомерие иные персидские интеллектуалы проявляли и в отношении кочевников-сельджуков или "кызыл-башей", захвативших власть в "сердцевине иранского мира" - Фарсе.
С другой стороны, не нужно преувеличивать "иранский национализм" тех далёких эпох, который, сдерживаемый исламом (особенно шиитским), никогда не угрожал вышеупомянутому симбиозу. Культурное расщепление обоих народов закономерно началось лишь в эпоху их всесторонней модернизации, когда дремлющие этнические начала вырвались на первый план, а многослойное наследие пополнилось ещё одним пластом - на этот раз уже секулярно-западным. Вот через призму вестернизации общественного сознания, как мне кажется, и следует рассматривать проблему культурной идентичности нынешних персов и азербайджанских тюрок, уже сильно отличающихся от своих предков.