Давайте память воздадим всем жившим здесь когда-то,
И наши слезы посвятим ушедшим без возврата.

Был краток их нелегкий век, что натрудил им руки,
А как печалимся давно мы в горестной разлуке!

Нельзя жалеть, чтобы вокруг все было так, как было,
Унять вращающийся круг какая может сила?

Ничто не вечно под луной, смысл бренности не скроешь,
Зачем сокровища копить — не станет и сокровищ.

Моим хулителям, друзья, поведайте при встрече,
Что буду без обиняков к ним обращать я речи.

И от решенья своего не отступлюсь, ей богу,
Его не зря я оседлал, как скакуна, в дорогу.

Начнем молиться иль вновь в слезах над словом дышим,
Мы снова недругов своих не видим и не слышим.

Когда я плакал о Суде, то слез моей кручины
С ресниц немало пролилось на скорбные руины.

И поднял я глаза свои, склоненные, как лозы,
И сердцу лить я приказал невидимые слезы.

Где превратилися во прах былого дома стены,
Еще я сердцу приказал не совершать измены.

Подруги милые Суда — прекрасные созданья,
Но сердцем овладеть моим явилось к ним желанье.

Они старались в него вселить любви тревогу,
Но в сердце бедное мое закрыл я им дорогу.

Как мой наветчик нн силен, он не имеет мочи
Десницу дня укоротить или десницу ночи.

Душою чуток я всегда, как истый мусульманин,
Но бедный слух мой, что не глух, наветами изранен.

И седина меня корит, все приложив старанья,
И ежедневно говорит о пользе воздержанья.

Хоть соглашаюсь всякий раз я с грустной сединою,
Не в силах молодость забыть под желтою луною.

Моей не рано ль седина прельстилась головою,
И привечает только мрак, гнездясь над ней совою?

И седины все чаще мне слышны напоминанья,
Что как ни пыжусь, отвратить не в силах увяданья.

Похоже, скряга из угла, став тощим, как бумага,
Меня поносит лишь за то, что я, как он, не скряга.

Подслеповатый бросив взгляд, как будто бы из щели,
Меня считает он не тем, кто есть я в самом деле.

Он говорит, что у меня, как сито, руки в дырах,
А эти руки столько раз поддерживали сирых.

И добавляет: «Вижу я, ты постарел, мошенник,
Хоть проку нет тебе в деньгах, а ты все жаждешь денег.

Хоть ты уже, как лунь, седой, ни словно подаянья
Утехи просишь молодой, в порыве упованья».

Хоть я увенчай сединой, смотрю на жизнь иначе.
И в ней, чем больше раздаю, тем становлюсь богаче.

Меня чернят молвой худой за пламень страсти поздней,
Мол, надо деве молодой моих бояться козней.

Но прибегать не привыкать клеветникам к обману,
И той, что встретится со мной, я делать зла не стану.

Слоном от века верблюжат пугают повсеместно,
А слон ни в чем не виноват, что каждому известно.

примечание:
Суда — арабская героиня, возлюбленная, как и Лейли, Ширин и т. д.

© Перевел Я. Козловский

Кытъа

Кто знает цену сущности своей,
Тот самый предостойный из людей,

И помнит он, кто в совершенной форме
Явил его в подлунный мир страстей.

Растений души чувственным под стать
И сходство их нетрудно доказать,

Но как душа, что чувственной зовется,
Верх над меньшой сестрой сумела взять?

И тем, чей ум пытлив в младые лета,
Я говорю:— Есть не одна примета,

Что утверждает неопровержимо
Родство всех душ со дня творенья света.

На вещие готов сослаться знаки,
Где окружают нас цветы и злаки.

О, сколько бедствий правят в этом мире,
Где сонмы душ блуждают, как во мраке.

© Перевод Я. Козловского