Уйгурская поэзия:

АБДУКАРИМ ХОДЖАЕВ

Листопад

Деревья в листьях кружевных, засыпан город наш,
И я уже устал от них, мне надоел пейзаж.
Листва витает в небесах над сморщенным стволом,
Но ждет ее холодный прах, ей вниз лететь потом.
Проходит осень. Холода. Весной пахнула высь.
Но все пройдет. Пройдут года, весна пройдет и жизнь...

--------------------------------------------------------------------------------

АНВАР НАСЫРИ

Перед смертью

Побледневшие лица. Седые сугробы волос.
Рассеченные брови. Морщины от пролитых слез.
Сняты головы с плеч, снег засыпан потоками кос —
льется кровь...
Расчленены тела. Кулаки никогда не разжать.
Крепость сжатых зубов никакому тирану не взять.
О, как больно душе, как мучительно пас покидать!
Не увидимся вновь...

--------------------------------------------------------------------------------

БОГДА АБДУЛЛА

Тавпик

Двустишия

Вас мир обогнал, соплеменников, мне дорогих,
И совесть кипит, когда вижу ученость других.
* * *
Как соколы в небе, другие народы парят.
Одумайтесь, люди! Вам крылья расправить пора.
* * *
Не слышите истин. Никто вас не смог вразумить,
А изверги наши все жаждут продать и купить.
* * *
В руках у них четки, белеет чалма вкруг голов,
За взяткой бегут, словно стая голодных волков.
* * *
А правды — боятся, лишь с кривдой они хороши,
И честь, как менялы, готовы отдать за гроши.
* * *
Тяжелая подать, кому достается она?
Под шубой роскошной скрывается сам Сатана!
* * *
Другие народы умнеют от слов мудрецов,
Им Бог по заслугам дал славу и мудрость отцов.
* * *
Мы неучи с вами. Нам труден арабский язык.
И память пуста. Позабыли мы, чем он велик.
* * *
В Кашгаре сироты под баней ютятся, в золе,
Дымят анашою да альчики ищут в земле.
* * *
Покойный мулла, многознающий Абдулкадыр*
С виною прожил, хоть невинным покинул сей мир.
* * *
Он правде учил, не желая взамен ничего,
Добру нас учил, но в могилу свели мы его.
----------------------
*Абдулкадыр - народный герой Восточного Туркестана

Возвращение птиц

Под снегом ищут для себя зерно,
Вернувшись к нам без криков друг за другом.
Темно на берегу реки. Темно.
Навек ложатся перья круг за кругом.
О птицах птицы плачут над водою
И не сравнить их плач с людской слезою.

Летний дождь

Чудесный конь с повозкой золотой
По облакам летит, мелькает в тучах.
Вот замер конь, весь из огня литой,
И грянул гром,
И хлынул дождь летучий!

В горах, в долинах вспыхнула вода,
Небесный гром тотчас же подхватила,
И красоту земли она омыла.
Вновь зацвела сухая череда,
Где холм зеленый молния пронзила.

На волне океана

Не торопясь качает океан
В ладонях нежных лодку морехода.
И плеск волны, и первый луч восхода
Творцом несуетливым миру дан.
Играет рыба, волны вторят ей,
Счастливый миг даруется им свыше.
Спросил я волны:
«Как мне стать мудрей?»
Но жизнь торопит, мой вопрос не слыша.

--------------------------------------------------------------------------------

АБДУХАЛИК УЙГУР

Где же ты?

Где же ты, воспламенившая меня?
Я безумен стал от этого огня.
Где же ты, я мукой горестной изранен.

Это месть, видать, за то, что сердце есть.
Твоих сил, видать, хватило лишь на месть.
Почему ты не приходишь вечерами?

Тесен мир, но нет тебя, неужто ты
На меня глядишь с небесной высоты
И со мною быть считаешь ты позором?

Где же ты, воспламенившая мне кровь?
К моим бедам ты добавила любовь,
Так приди же, исцеляющая взором!

Без тебя темна Вселенная, мой свет!
Озари ее, спаси ее от бед.
Для тебя слепил Создатель мою душу.

Почему же ты ее не защитишь?
Где же ты и отчего же ты молчишь?
Отзовись и напои водою сушу.

Весенняя ночь

Весенним днем горяч и тесен воздух,
И люди ждут невольно вечеров,
Когда от зноя им дарует роздых
Лозой обвитый сумеречный кров.

И в каждом доме обращают взоры
К снегам вершинным, к белым облакам —
Селеньям ветер посылают горы
И молят все: «Дай наслажденье нам!»

На небе чисто, ни пятна, ни тучи,
До звезд рукой дотронуться легко —
Так близок мир загадочно-могучий
Своих Плеяд проливший молоко.

И каждый вечер под зеленым сводом
Неспешно другу радуется друг,
Дыша прохладой.
И Звериный Круг
Весенних звезд проходит год за голом...

Лишь вечный странник, смотрит одиноко
Поэт на небо, где его звезда.
Там ей гореть, а на земле до срока
Гореть ему, светить ему всегда.

Не забуду!

Яд и нож пронзили печень. Шрам от раны этой вечен
— не забуду!
Горе мне согнуло плечи. Кто печаль мою излечит?—
Не забуду!
Что мне делать? Стой, палач! Хватит слушать сердца
плач.
Век за веком бесконечен. Кандалами искалечен, не
забуду!

* * *

Ни блага, ни добра ждать от тебя не будем,
И этот предков зов отныне не забудем.
Ждать от тебя добра — великий грех, тиран!
Безбожник ты, о том давно известно людям.
Спаси от горя нас, Господь, мы не забудем,
И выход укажи, и путь в счастливый стан.

журнал "Восточная литература" (на турецком языке), возможность просмотра статей.
представлены несколько номеров

Ахмед Хани (XVII в.) — автор знаменитой поэмы «Мам и Зин»

Отрывок из поэмы «Мам и Зин»

Нет, не виновный в подражанье рабском..

Нет, не виновный в подражанье рабском,
Не на персидском и не на арабском
Свою поэму написал Хани,
Над ней трудился ночи он и дни.
Со дна бокала выпил он осадок
Родного языка, чей вкус так сладок.
Он выпил гущу, а не верхний слой.
Сколь сладостен устам язык родной!
Владеют книгой многие народы,
Ей поверяют радость и невзгоды.
И только курды лишь обделены
И Божьей милостью обойдены.
Создал я эту книгу, чтоб не смели
Твердить, что курды страстью не горели,
Не ведали любви высоких слов,
Что суета - основа их основ,
Что им невежество сковало губы,
Что их обычаи глупы и грубы.
Нет, не погряз в невежестве народ!
Он лишь ни в ком опоры не найдет.
Не хуже мы других народов мира.
О нет! Но мы беспомощны и сиры.
О, если бы защитник был у нас,
Он от вражды б народ несчастный спас.
Вновь расцвели б искусства и науки,
И сами к струнам потянулись руки.
В стихах бы ожил Мелае Джизри,
Воскрес из мертвых славный Харири.
Факи Тейран витал бы в них незримо
Бесплотней духа, невесомей дыма.
Но о любви поющий - одинок,
Коль каждый стал влюбленным в кошелек.
В погоне за дирхемом и динаром
Любой поссорится и с другом старым.
Торгуется, бурлит, хрипит базар -
Нет покупателя на мой товар.
О кравчий, поскорей наполни чашу,
На самом дне бессмертье скрыто наше.
Как дух небесный нежен аромат,
Ласкает лица и туманит взгляд.
Налей, чтоб разлилась истома в теле
И чтоб сердца незрячие прозрели.
Налей, чтоб взоры наши услаждал
Горящий яхонт, раскаленный лал.
О кравчий, чашу дивную наполни
Вином, сверкающим, как стрелы молний.
Обрадуй сердце и печаль развей.
Наполни чашу, кравчий, поскорей!
Наполни чашу жемчугами пота.
Оставят нас печали и заботы.
Подай нам чашу алого вина,
Подобна сердцу алому она.
Пусть нас захлестывают счастья волны,
Сердца пусть будут, словно чаша, полны.
Ничья душа отвергнуть не смогла б
Вина, что сладостнее, чем гулаб
Оно волнует кровь и силы множит.
От изобилья этого, быть может,
И мне достанется один глоток,
И в кровь мою вольется терпкий сок.
Очей моих и губ моих отрада,
Живительная влага винограда,
Больную душу страстью поразит
И в сердце наслажденье породит.
В груди, расширенной от влаги винной,
Возникнет голос чистый, соловьиный,
И птица сердца оживет опять,
И будет петь, смеяться и рыдать.
Взлетая к небу, падая на землю.
И все умолкнут, этой песне внемля.
И сотни роз увянут от любви,
Зальются звонким смехом соловьи.
Когда же ветер утренней порою
Прольет на мир дыханье голубое,
И бледный зарумянится восток,
Расправят розы каждый лепесток,
Влюбленных соловьев пронзят шипами.
Я вам поведаю о Зин и Маме.

***

Я песней оживлю влюбленных вновь,
Я воспою разлуку и любовь,
Поведаю о радости и горе,
И будет плакать ветер, песне вторя.
О Боже, осени мои уста,
Чтоб музыка моя была чиста!
И будут звуки, словно слезы, литься.
У стариков светлее станут лица.
В очах у юношей сверкнет гроза,
Красавиц затуманятся глаза.
И все придут мое услышать слово:
И тот, кого томят любви оковы,
И даже тот, кто, страстью обделен,
И даже тот, чей безмятежен сон.
Ревнивец бедный и жених счастливый
Душою внемлют тихому мотиву.
И в каждом сердце задрожит струна.
Прекрасна ль эта книга иль дурна -
Но я над нею потрудился много.
Я в ней любовь воспел, восславил Бога.
Я сад возделал, пОтом оросил.
Пусть этот сад не сочен - мне он мил.
Пусть он незрел, невзрачен и несладок,
Но воздержись, ценитель, от нападок.
Не отвергай его легко, шутя -
Он нежен и невинен, как дитя.
Хоть не блистает кожей золотою,
Но он взлелеян курдскою землею.
Ребенок этот некрасив? Ну что ж!
Он первенец, и этим он хорош.
Он нужен мне, как голому - одежда,
Он дорог мне, как нищему - надежда.
Хоть я построил неказистый дом,
Он мной воздвигнут, а не взят внаем:
Ни замысла, ни слога, ни сюжета
Не выкрал у другого я поэта.
Во мне огонь родной земли пылал,
По-курдски я поэму написал.

Как мельница, вращает нас судьба,
Подвластны ей и царь, и голытьба.
Судьба бросает нас из бездны в бездну,
Мы - лишь зерно для мельницы небесной.
Не минет никого круговорот,
Любой из нас под жернов упадет.
Неумолимо он дробит на части
И рук тепло, и первый трепет счастья,
И все свершения, и все дела,
Дабы рождались новые тела -
Исчадья лжи, достойные геенны,
А человек, с его душою пленной,
Готов терпеть мучения - увы,
И живы мы не боле, чем мертвы.
Лишь те из человеческого рода,
Кто безупречен, как сама природа,
Достойны будут участи иной:
Их срежет жнец - Господь наш всеблагой,
И вновь посеет золотые зерна.
На их распаде злак взойдет отборный.
Когда же он созреет наконец,
На поле вновь придет суровый жнец
И засвистит над злаком серп холодный,
Чтобы насытить рот судьбы голодной.
И чтоб помола мелкого добиться,
Зерно шершавым языком дробится.
И мука эта тянется, пока
Зерно не станет мелким как мука.

© Перевод Нины Габриэлян

Абу-ль-Хасан  Фаррухи Систани

Так свежа земля родная, так душиста зелень луга,
Так вино мое прозрачно, так светла моя подруга:

Первая подобна раю, с бурной страстью схож второй,
Третье — с Балхом розоструйным и четвертая — с весной.

Мир — от влаги поднебесной, луговина — от рейхана,
Ветвь — от прелести зеленой, лес — от чашечек тюльпана:

Первый — шелк, вторая — амбра, третья — юная жена,
А четвертый — взгляд подруги, чье лицо — сама весна.

Алый выводок фазаний, треугольник журавлиный,
Стадо нежных робких ланей, грозный рык из пасти львиной:

Первый спит, вторые правят свой заоблачный полет,
Третье знает, убегая: смерть четвертый им несет.

Соловью приснилась радость, горлинке приснилось горе,
Слышно иволги рыданье, стон скворца в пернатом хоре;

Роза — первому подруга, ива скорбная — второй,
Третьей — пихта, а четвертой — ветвь чинары молодой.

© перевод А. Кочетковой

отредактировал Бахман

Абу-ль-Хасан  Фаррухи Систани

Когда в переливы атласа оденется луг молодой
И пышно покроются горы сквозной семицветной фатой,—

Земля, словно царственный мускус, бесценный струит аромат,
И пестрой семьей попугаев блестящие ивы стоят.

Вчерашний предутренний воздух поведал о близкой весне.
Хвала тебе, северный ветер, за радость, врученную мне!

Развеянной мускусной пылью ты снова затеял играть,
А сад — цветоносных красавиц повсюду расставил опять.

Чубучника белые бусы вновь блещут из важных долин,
И вновь на иудином древе горит бадахшанский рубин.

И розы, как рдяные чаши, приподняты в светлую рань,
И тянет к земле сикомора свою пятилапую длань.

На ветках стоцветные перстни, в стоцветных покровах сады.
Жемчужины — в ливнях небесных, жемчужины — в струях воды.

И нежными красками неба стоцветно пылающий мир
Подобен почетным одеждам, что дал нам великий эмир.

И стан пробужденный эмира готов к выжиганью тавра.
Любви, песнопений и хмеля настала благая пора.

Как звезды средь чистого неба, сверкая в шелку луговом,
Войска развернулись на воле и встали шатер за шатром.

Ты скажешь: в любой из палаток влюбленная дремлет чета
И каждая в поле травинка любовной игрой занята.

Звучат среди зелени струны, все поле напевов полно,
И звонко сдвигаются чаши, и кравчие цедят вино.

Смущенных красавиц упреки, объятья, любовные сны,
Певцами разбуженный воздух несет дуновенье весны.

Зеленая степь необъятна, как некий второй небосвод,
Ее травяная равнина — пространство безбрежное вод.

В том море виднеется судно, но дышит оно и бежит!
А в небе звезда полыхает и по небу мчаться спешит.

Гора ль повстречается, судно возносится на гору ту,
А встретится солнце — набросит звезда свою тень на лету.

Ужели не чудо природы, что солнце закрыто звездой?
Ужели не чудо и судно, что степью плывет, как водой?

Костры, словно желтые солнца, горят у широких ворот,
Ведущих к шатру золотому, где шах многославный живет.

Мирьядом светящихся копий щетинится пламя костров:
Червонным текучим расплавом то пламя назвать я готов.

Орудья тавра багрянеют, в огне раскалившись давно:
Так в пламенно-зрелом гранате багряно пылает зерно.

Вот — дикие кони степные: не мыслят они о тавре.
Вот — юношей зорких отряды: дивлюсь их отважной игре.

Но им ли соперничать с шахом? Хвалю его доблестный жар:
Он скачет с петлей наготове, как юноша Исфандиар.

Петля изгибается, вьется, подобно прекрасным кудрям.
Но помни: крепка ль ее хватка — ты скоро изведаешь сам.

Всечасно иные изгибы в искусной петле узнаю:
Как будто жезлом Моисея ее превратили в змею.

Она, исхищренная, краше девических юных кудрей
И крепче испытанной дружбы старинных и верных друзей.

Коня за конем приводили, готовясь им выжечь тавро,
И наземь валили ретивых, арканом опутав хитро.

На каждом коне ожерелье, как горлицы дикой убор,—
Аркан венценосца, который над миром державу простер.

Кто б ни был веревкой охвачен, петлей перекручен вдвойне,
Носить ему знак падишаха на лбу, на плече, на спине!

© перевод А. Кочетковой

отредактировал Бахман